Лабиринт квадранта вариантов

Лабиринт квадранта вариантов

(сказка о выборе смысла жизни)

Кто же знал, что безобидная экскурсия заведет так далеко?... Так глубоко! Афанасьев прислонился плечом к стене, но отшатнулся - стена была мокрой от стекающих по ней капелек воды. Он посветил на стену зажатой в кулаке свечой. Каменная кладка. Большие тесаные кирпичи из побуревшего известняка. Тоннель подземного хода змеился дальше под заметным уклоном вниз. По-хорошему, нужно бы, наоборот, идти вверх, чтобы выбраться на поверхность. Поначалу Афанасьев так и сделал - пошел в сторону подъема пути, но скоро уперся в тупик - каменная стена перегородила тоннель.

Судя по всему, подземный ход был изрядно древним. Ни проводов, ни табличек, ни надписей, никаких железных предметов. Только кирпичная кладка, и ни одного бокового ответвления. Вот уже почти полчаса Афанасьев спускался под уклон подземного хода, подсвечивая себе светом свечи.

Кто же знал, что обычная экскурсия… Афанасьев вовсе не был туристом. Он просто проходил мимо туристической группы, возглавляемой экскурсоводом, от которого и услышал:

-   А сейчас мы осмотрим внутреннее убранство храма Троицы Живоначальной в Листах. Затем мы продолжим экскурсию, пройдем по улице Большая Лубянка к Лубянской площади, где в подвалах ВЧК томились невинные узники!

Последние слова покоробили Афанасьева. Оппозиционный дух экскурсовода - старичка с козлиной бородкой - был определен безошибочно.

-     Храм Троицы Живоначальной тоже несет в себе отпечаток разрушительного начала коммунизма!, - козлобородый экскурсовод возвысил голос до трагической ноты, и Афанасьев притормозил, улыбнувшись, чтобы рассмотреть старого бунтаря. - В тысяча девятьсот тридцатом году настоятель храма был расстрелян! Большевики снесли маковки церкви, надстроили второй этаж и устроили в храме общежитие работников трамвайного депо!

Афанасьев покачал головой, осуждая застрявшего в протестной стадии, свойственной молодежи, преклонного старика. Вздохнул и продолжил свой путь к станции метро Сухаревская.

-              По одной из многочисленных гипотез, из этого храма ведет подземный ход в сеть лабиринта подземелий, и где-то среди этой подземной паутины скрывается мифическая библиотека Ивана Грозного, - долетели до Афанасьева слова экскурсовода, и он замедлил шаг. - Правда, многократные тщательные поиски археологов не обнаружили никакого подземного хода. Строительство метро могло навсегда сделать недосягаемым мистическое подземелье Москвы. Может, подземный ход из храма все таки есть, но в другом измерении.

Экскурсовод пошутил, но шутка задела Афанасьева. Он взглянул на свои часы, пересмотрел планы и присоединился к экскурсии, гуськом потянувшейся в храм. Вошел в церковь и Афанасьев, автоматически сдернув шапку и перекрестившись. В этом храме он раньше не был, хотя часто проходил мимо. Отношение к религии вообще и к своей вере в частности у Афанасьева было, как у многих, путанным. Он верил в основы веры и сомневался в верности ритуалов и служителей веры.

Размышляя о своем, Афанасьев стоял у входа недалеко от церковной лавки. Его постепенно оттеснили к стене бродящие туристы, и теперь Афанасьев оказался у напольного светильника с несколькими горящими свечами. Над светильником в темном обрамлении иконы светлел чей-то лик. Из своего угла Афанасьев осматривал внутреннее пространство храма, пытаясь предположить, где мог бы оказаться вход в подземный ход.

Судя по уровню пола, в этом храмовом сооружении должен быть подвал. Вот там-то и нужно было бы искать вход в подземелье. Наверняка где-то снаружи храма есть дверь в подвал. Афанасьев уже было решил выйти из храма, чтобы поискать вход в подвал, но стало происходить нечто, заставившее его отвлечься от планов.

Какой-то маленький толстенький турист, прицеливаясь фотоаппаратом, стал пятиться назад и наткнулся спиной на светильник. Тот пошатнулся, накренился и приготовился упасть, и упал бы, но Афанасьев был начеку. Он стремительно уперся рукой в край тарелки светильника, не давая ему рухнуть, но фотограф не почувствовал столкновения с препятствием и продолжал двигаться спиной на светильник. Афанасьев приложил силу, не давая  светильнику наклониться еще больше. Фотограф остановился, щелкнул затвором фотокамеры и сделал шаг вперед. Светильник, толкаемый Афанасьевым, качнулся в противоположную сторону, собираясь накрениться вослед отходящему фотографу, и Афанасьеву пришлось ухватить тарелку светильника пальцами, чтобы удержать это церковное устройство. В этот момент одна из свечей, та, что была ближе к краю, наклонилась, выскользнула из гнезда и начала свое падение.

Повинуясь реакции, Афанасьев рванул на себя светильник, устанавливая его в равновесное положение, и полетел вслед за падающей свечой, чтобы поймать ее до приземления на пол, и ему это удалось - он сжал свечу прямо над полом. В этот момент Афанасьев понял, что сам потерял равновесие и сейчас упадет, грохнется на пол.

Наверное, он упал. В памяти не сохранилось этого момента. Разрыв в течении времени. Вот он начал падать и вот он стоит в коридоре подземного хода с горящей свечой в руке. По стенам из побуревших известняковых кирпичей стекают капли воды. Подземелье! Хотел увидеть подземную Москву? Вот тебе!

Кажется, Афанасьев стал приходить в себя. Поначалу он просто пошел по коридору, намереваясь куда-нибудь выйти, но сейчас стал задаваться не только важным вопросом о том, как оказался в подземелье, но и главным вопросом - как выбраться отсюда на свет Божий?

Впереди, в темной глубине змеящегося коридора подземного хода глухо зашумел узнаваемый звук движения поезда метро. Афанасьев поспешил продолжить путь. Звук вскоре стих. Странно, что это был единственный случай шума поезда за почти полчаса - ведь поезда идут через пять минут. Может, это какой-то специальный поезд на специальной ветке метро, о чем Афанасьев раньше что-то слышал?

Если впереди был шум поезда, то где-то там может быть выход в тоннели метро, а там и выбраться на поверхность окажется возможным. Надежда на спасение, что называется, окрылила. Афанасьев почти побежал, к тому же уклон вниз стал еще большим. В свете свечи показалась перегораживающая коридор кирпичная стена. С дверью.

Афанасьев остановился перед дверью и осмотрел ее, подсвечивая свечой. Деревянная дверь, сбитая из досок, старых и почерневших от времени. На двух кованых железных поржавевших петлях. Железное кольцо в качестве дверной ручки. Что там за дверью?

От чего-то Афанасьев замешкался, задержался, задумался, взял паузу, перед тем как шагнуть за дверь. Это было против натуры Афанасьева и само по себе насторожило. Во-первых, у Афанасьева напрочь отсутствовали интуиция и предчувствия. Во-вторых, он был более чем решительным - просто действовал первым пришедшим в голову вариантом действия.

И то, и другое доставляло немало хлопот и самому Афанасьеву и другим людям. Собственно, эта тесно переплетенная парочка личных качеств делала жизнь Афанасьева наполненной неожиданными поворотами судьбы и приключениями. Вот как сейчас, когда он оказался сначала в церкви, а потом в неведомом подземелье.

Тем не менее, жизнь Афанасьева складывалась вполне удачно, и на шестом десятке он не мог пожаловаться на судьбу. Зигзаги нераздумывающей решительности насобирали для Афанасьева жену, с которой он прожил тридцать пять лет, сына и дочь со своими семьями и детьми, квартиру в Москве и дачу в Подмосковье, приличный для пенсионера заработок.

Грех роптать. Тем более, было в судьбе Афанасьева и кое-что буквально для души. Он сочинял сказки, поучительные сказки, открывающие обычные вещи в неожиданном ракурсе. Так что, все в жизни Афанасьева было хорошо. Хорошо, кроме…

Казалось бы, не о чем задумываться, тем более, с такими особенностями характера, но Афанасьев задумывался, и всерьез. Задумывался и ломал себе голову. Афанасьев думал о смысле жизни. О смысле своей жизни и смысле жизни людей вообще. Даже сейчас, сегодня, когда он шел по своим делам, собираясь нырнуть в метро на Сухаревской, когда свернул с пути в церковь и когда шел коридором подземного хода на звук метропоезда, Афанасьев не переставал думать о смысле жизни. В чем он - смысл жизни?

У Афанасьева есть все необходимое, он занят делами, которые ему нравятся, он сам себе нравится! Тогда остается жить, как живется? Что-то в этом не так!  Афанасьев это чувствовал при всей своей нечувствительности.

Тем не менее, размышления делали свое дело, словно мысли кирпич за кирпичом складывались в фундамент. По большому счету, смысл жизни людей пролегает в поле между осями координат, как в школьной математике. Ось “X” - сколько человека в человеке. От нуля почти животного до бесконечного почти бога. Ось “Y” - то, на что люди тратят свои жизни, чему свои жизни посвящают. От нуля эгоизма заботы о себе до самопожертвования другим и вообще человечеству или даже всему миру.

Да-да! Именно так! Эти две оси определенно образуют “квадрант” - любимый Афанасьевым инструмент логики в размышлениях. Квадрат, составленный из четырех квадратиков. Вот оно! В левом нижнем квадратике…

Афанасьев решительно распахнул дверь и шагнул за нее. Темнота отступила, убегая от света свечи, и взору Афанасьева открылась… Квадратная комната с низким потолком. В противоположной от входа стене - еще одна дверь и еще одна в стене справа. Афанасьев прошел в центр комнаты и повернулся по кругу, осматривая комнату. Мысли побежали, догадываясь о чем-то особом.

Следуя интуиции, Афанасьев открыл дверь перед собой и заглянул за нее - еще одна квадратная комната, только потолок, кажется, повыше. Кивнув подтвердившейся догадке, Афанасьев закрыл дверь и открыл другую. За ней тоже была квадратная комната с высоким потолком. Ага! Вот оно что! Он уже догадался, что есть и четвертая комната. В нее ведут двери из двух этих комнат.

Афанасьев вернулся в первую комнату и встал в ее центре. Значит, так! В левом нижнем квадрате квадранта смысла жизни сходятся смыслы жизни простых, недалеких, малоразвитых людей, занятых только собой. Поесть, поспать, трахнуть бабу или дать мужику, не работать или работать меньше, получать без труда, воровать и отбирать у других. Пить, курить, сношаться! Афанасьева передернуло, поскольку он видывал таких людей, и они были ему неприятны. Это не его смысл жизни! Хотя…

Если положить руку на сердце? Разве не тянет любого человека к такому образу жизни? Животной жизни, прошитой в генах нашей животной природы? Афанасьеву пришлось признать, что и он не свободен от рудиментов подобных настроений, и свободны от них, пожалуй, лишь святые, да и они, как пишут в житиях, мучались такими искушениями. Откровение придавило Афанасьева своей тяжестью неодолимости основ жизни людей.

Повинуясь чувству, Афанасьев поспешил, фактически сбежал в соседнюю комнату, туда, где эгоизм сменяется альтруизмом. Стало лишь ненамного комфортнее, и вот в чем дело. Простые люди могут заботиться о других, но это всегда все те же генные программы, например, материнства или верности племени. Есть и в Афанасьеве такое начало. Снова стало не по себе, и он перебежал в другую комнату, преодолев транзитом первую.

Афанасьев, кажется, не отдавал себе отчета в том, что напрочь забыл о своем положении оказавшегося невесть как в подземелье, и воспользовавшись случайностью устройства подземных помещений делает то же, что дети, играющие в шахматы фигурами в их рост на шахматном поле такого большого размера, что по нему можно ходить ногами.

Третьей комнате Афанасьев придал модельное значение квадрата квадранта смысла жизни, соединяющего высокий уровень развития человека с эгоистическим направлением его на себя. Путь самосовершенствования. Йоги и факиры. Святые отшельники. Их одиночество многократно усиливает темпы личного роста. И действительно окружающие люди лишь мешают развиваться, отвлекают, заставляют тратить драгоценное время жизни на их мелкие, мелочные нужды. Так семья мешает главе семьи.

И снова Афанасьев что-то почувствовал. С одной стороны, такую тягу к развитию он испытывал и сам. С другой, тягостными иногда казались повседневные, сиюминутные заботы и хлопоты о семье, друзьях, коллегах по работе. И движешься вперед, и тормозишь одновременно. Весьма неуютная ситуация! Действительно, в одиночестве преимущество и смысл жизни, но… Это же какой-то тупик! Ну, прожил! Ну, стал совершенным! Но ведь умер, и все на этом! Никому никакой пользы не принес!

Афанасьев выпрямил спину от пронзившей его догадки, даже открытия. Смысл жизни… В той, в четвертой комнате! Там, где в квадрате квадранта соединяются высокий уровень развития человека и его… Его служение людям! Вот оно! Вот он - смысл жизни, который так мучительно в размышлениях искал Афанасьев! Его смысл жизни!

Афнасьев перешел в четвертую комнату. Как и ожидалось, в комнате была дверь, ведущая в комнату, в которой он побывал, и с которой связал низкоразвитых людей, заботящихся о других людях. Однако в комнате была еще одна дверь, и по мысленным представлениям об общей геометрии помещений, эта дверь должна вести прочь от квадранта.

Странно, но покидать четвертую комнату не хотелось. Афанасьев поднял свечу над головой и только сейчас обратил внимание на то, что потолок в этой комнате так высок, что его не видно в свете церковной свечи. Показалось, что потолка нет вообще.

Посчитав это обстоятельство неким символизмом в своих вот только что сделанных открытиях о смысле жизни, Афанасьев шагнул за дверь, ведущую из четвертой комнаты куда-то еще.

-              Вы что? С ума что ли сошли?, - остановил Афанасьева строгий окрик. - С открытым огнем в книгохранилище! Как вы сюда попали? Немедленно покиньте архив!

Афанасьев, не раздумывая, задул свечу и огляделся. Зарешеченные защитной сеткой плафоны освещения бросали тусклый свет с потолка на книжные полки с папками, книгами, сшитыми томами каких-то дел. Перед Афанасьевым стоял мужчина, в точности похожий на экскурсовода, сопровождавшего туристов у Храма Троицы Животворящей в Листах. Даже голос точно такой же!

-              Я не один! Я с коллегами!, - интуитивно соврал Афанасьев, начиная смутно догадываться, где он. - Мы здесь по делам службы! Вы не могли бы проводить меня к выходу?

Старик со знакомой козлиной бородкой проворчал в ответ совершенно в духе “Ходят здесь всякие!”:

-              Нечего здесь делать посторонним! Пойдемте за мной!, - и архивариус зашаркал по одному ему известному лабиринту между полками архива.

Вскоре старик распахнул дверь, нажав на кнопку кодового замка и почти вытолкнул Афанасьева из архива.

-              О! Какая встреча!, - остановил Афанасьева новый окрик, и он оглянулся.

Перед ним стоял явно знакомый ему человек, мужчина, почти ровесник. Кажется, они пересекались по прежней службе Афанасьева.

-              А я думал, что вы уже уволились, давно на пенсии!, - радушно улыбался предполагаемый коллега. - Побывали в нашей библиотеке Ивана Грозного?

Афанасьев недоуменно посмотрел на собеседника, и тот поспешил объясниться:

-              Так у нас в архивной службе называют между собой архив нашего ведомства. Я думал, что вы знаете!, - коллега улыбался. - А то, может, зайдем ко мне? Махнем по рюмочке в честь праздника?

Афанасьев совсем забыл, что сегодня предпраздничный день, канун Дня Защитника Отечества, и он спешил в метро, чтобы поспеть вовремя на встречу с ветеранами ведомства, коллегами по прошлой службе. Память восстановилась. Он отрицательно помотал головой, отказываясь от предложения, и поспешил к выходу из здания на Лубянской площади. Он помнил, где выход.

С охраной на выходе пришлось объясняться, что он зашел поздравить бывших коллег с наступающим праздником, да потерял пропуск и заблудился. После разбирательств и звонков Афанасьева выпустили из здания наружу.

Никуда он в этот день не поехал. Слишком много впечатлений. Телефон вибрировал от звонков ветеранов, но Афанасьев не отвечал. Он шел по Большой Лубянке. Снова к метро Сухаревская, но на этот раз, чтобы поехать домой. Он торопился записать свои впечатления и открытия, чтобы не забыть. Писать он начал уже в вагоне метропоезда. Это будет новой сказкой для взрослых, ищущих смысл жизни. Афанасьев свой нашел.

Проходя мимо Храма Троицы Животворящей в Листах, Афанасьев косился на нее взглядом, но не стал заходить, чтобы снова не попасть в какую-нибудь историю в результате очередного зигзага своего решительного характера.

Сергей Александрович Русаков.

23 февраля 2018 года.

Москва.