Благодатные слезы

Благодатные слезы

Ну, вот! Слава Богу!, - вздохнул с облегчением Иван Матвеевич, растирая ладонью слезы. Радость пришла, значит, получилось.

В глазах проходящих мимо людей мелькала мимолетная жалость к старику. Наверное, у него что-то случилось, раз он сидит на лавочке перрона станции метро и плачет. Иван Матвеевич был счастлив.

“Ну, вот! Дело сделано, можно ехать!”, - мысленно удовлетворенно потер ладони одна о другую Иван Матвеевич. Он поднялся с лавочки и оказался прямо у дверей подъехавшего поезда. Повезло - в конце вагона нашлось свободное место. Иван Матвеевич сел, прикрыл глаза и задремал. Ехать долго - из конца в конец серой ветки метро…

Проснулся он от тишины. Парадокс - вагонный грохот усыпляет, тишина заставляет проснуться с тревогой на душе. Пустой вагон, светильники погашены, свет откуда-то из-за окон.

“Вот оно что!, - сориентировался Иван Матвеевич.

Проспал конечную станцию и оказался в депо. Вокруг ни души. Надо как-то выбираться отсюда.

Раздвижные двери закрыты, но ближайшая межвагонная дверь оказалась незапертой. Кряхтя от натуги, Иван Матвеевич спустился на пути. Тоннель. На стенах разбегающиеся кабели и маяки редких фонарей в проволочной защитной решетке.

Иван Матвеевич удивился тому, что между поездом и сводами тоннеля достаточно места, чтобы пройти человеку, и он пошел. На свет. В конце тоннеля действительно что-то светило.

Вскоре Иван Матвеевич вышел на перрон станции. Все те же фонари в защитных проволочных каркасах и дежурное освещение. В обоих концах зала вверх поднимаются широкие лестницы. Иван Матвеевич стал подниматься по одной из них, в надежде выйти на поверхность. Похоже, это одна из закрытых станций метро, о которых любят складывать разные мистические небылицы. Такие станции должны быть закрыты для доступа обычных людей, но не могут же они оставаться совсем без присмотра.

И верно. Из приоткрытой двери в тускло освещенный коридор падал яркий недежурный свет. Постучав в дверь для порядка, Иван Матвеевич распахнул ее. Взору открылось небольшое помещение с казенным интерьером. Круглые часы на стене, шкаф, за стеклянными дверцами которого корешки папок и служебных журналов, стол, а на нем черны1 старинный телефонный аппарат и стакан в подстаканнике. За столом пожилой мужчина в поношенной форменной одежде старого образца.

• Ага! Заблудились, значит!, - заулыбался вошедшему хозяин помещения. - Ну, заходите! Ночью вы отсюда не выберетесь. Придется ждать до утра.

Иван Матвеевич кивнул головой и вошел. Служащий указал ему на второй стул у стола.

• Располагайтесь! Чаю изволите?

Иван Матвеевич снова кивнул головой. Чаю хотелось. Через минуту перед ним стоял дымящийся паром стакан в подстаканнике.

• Антон Павлович! Смотритель станции!, - представился хозяин и сел за стол на свое место.
• Иван Матвеевич! Пенсионер! Писатель!
• Писатель? И что же вы пишете?, - интерес смотрителя казался неподдельным.
• Да так, разное, - скромность Ивана Матвеевича уступила желанию похвастаться. - Рассказы…

Антон Павлович почти демонстративно подпер кулаком щеку, заявляя о готовности выслушать собеседника. Вот она - парность мироустройства - “Всякой твари - по паре!”. Если есть слушатель, есть и рассказчик.

• Я как-то раз в канун нового года решился сочинить какую-нибудь забавную небылицу. Время-то предновогоднее, настроение предпраздничное, елки на столичных площадях, гирлянды из лампочек и прочая иллюминация. Ну, как тут обойтись без праздничной сказки… С тех пор и пишу. По воскресеньям. Недавно издал одну такую сказку.
• Так вы печатаетесь?, - с долей восхищения уточнил Антон Павлович.
• Пока только единожды, - улыбнулся в ответ Иван Матвеевич. - Дорого это. Все, что пишу, публикую в Интернете - в своем блоге.

Иван Матвеевич испытующе посмотрел в глаза Антону Павловичу, пытаясь понять, знает ли тот об Интернете и блогах. Хозяин кабинета не выдал себя, и выражение его лица по-прежнему говорило о готовности слушать исповедь заблудившегося писателя.

• Я брался за разные темы. И мистика, и религия, и научная фантастика, и что-то социальное, например, о любви детей к родителям, - взялся перечислять свои писательские опыты Иван Матвеевич.
• И религия?, - поднял брови Антон Павлович.
• Было время - увлекся религией. Хотел понять, разобраться во всем самому…, - Иван Матвеевич замолчал, вспоминая свои испытания. - Наверное, хотел понять не столько, есть ли Бог, сколько то, что делает религия, вера в Бога с человеком.

Иван Матвеевич снова замолчал. Мысли заскользили, побежали по уже знакомому пути. Этот энергичный бег мыслей явно указывал на то, что мысли так пока не добежали до истины, и автор мыслей еще не утолен в своих поисках.

• Тогда я стал писать рассказы. О верующих, о прихожанах церкви, в которую стал ходить, о ритуалах и традициях, о святых, - Иван Матвеевич улыбнулся воспоминаниям. - Оказывается, в последнюю неделю пасхи можно подняться на колокольню и позвонить в колокола. Тогда же стал плакать.

Иван Матвеевич замигал и потупил глаза - хотел скрыть подступающие слезы. Смотритель молчал и смотрел на собеседника, как будто наблюдал что-то необычное. Перемены, трансформацию, преображение. Лампы дневного света, переливчато гудя, своим светом создавали иллюзию, что вокруг голов двух людей, сидящих друг напротив друга, светятся ореолы. Наверное, просто отражение от двух лысин, проступающих через поредевшие волосы.

• В первый раз… Нет! Первый раз, когда я заплакал, был раньше, - сосредоточенно продолжил Иван Матвеевич. - Года два назад я написал сказку. Был канун Рождества, и я написал сказку про маленького мальчика. О том, как ребенок, спасенный стариком от смертельного приступа астмы - его успели довезти в медсанчасть, в санях, запряженных старым конем. От быстрого бега конь умер, и мальчик оживил его… Пишу, и вдруг из глаз закапали слезы - прямо на строчки в блокноте. Дал прочесть сказку жене, потом дочери - и они плакали.

С тех пор, если заплакал на сказкой, значит, сказка удалась, значит, расшевелит что-то в душе и вызовет слезы читателей…

Иван Матвеевич выпрямился в спине и смотрел куда-то поверх головы Антона Павловича. И вот, молчавший, пока слушал гостя, заговорил.

• Один… тоже писатель, - Антон Павлович лукаво заглянул в глаза Ивана Матвеевича, - популярный в свое время, да, кажется, и сейчас тоже, написал короткий рассказ. Он, знаете ли, подвизался в рассказах. Так вот, в его рассказе бедный студент духовной академии, будущий клирик, возвращаясь с лекции, шел по городку.

Только что он соприкасался с высоким, а тут… Грязь, нищета, обывательщина. На глаза ему попались две бабки, наверное, возвращавшиеся из церкви с вечерней службы. И вид, и уж, конечно, их разговор между собой - все сплошь обывательские пересуды и безжалостные проклятия в адрес соседки-склочницы, мужа-пьяницы, бакалейщика-жулика… Ничего не оставляет в душе таких людей вера! Да и верят ли они на самом деле?

Безо всякой надежды, а скорее, лишь окончательно убедиться в безуспешности религии исправить людей, студент остановился перед бабками, а тех остановила в их привычной реакции “послать подальше” незнакомого человека только его черное платье семинариста. Студент пересказал женщинам, причем, своими словами, а не каноническим языком, осознавая непроходимую тупость слушательниц, новозаветную историю предательства. Да не ту, которой обычно козыряют, нарекая именем предателя всех последующих предателей, а другую, в которой ученик до третьих петухов предал учителя.

То ли необычное сложение слов, то ли запальчивость студента, но что-то возымело на женщин неожиданное действие. Они заплакали, и слезы их были настолько искренними, что заплакал и студент тоже. Он вдруг и сам понял то, о чем рассказал. Вернее примерил к себе и боль преданного, и боль самого предателя.

Студент вдруг испытал то, что иначе как благодатью и не назовешь. Лица старух просветлели тоже. Вот ведь в чем секрет…

Всякий рассказчик добавляет иные обстоятельства в рассказ с каждым новым пересказом, словно переписывает заново, доводя до совершенства. В первых версиях студент приехал в деревню, женщины были местными матерью и дочерью, и заплакала только мать.

Антон Павлович блестел увлажнившимися глазами. По щекам Ивана Матвеевича текли слезы. На писателя снизошло откровение. Слезы - вот знак того, что произошел контакт, связь, “релиджио” с Богом. Особые, благодатные слезы, единственно только и способные изменить человека к лучшему, хотя бы на малую толику. Значит, если рассказ вызвал слезы, то…

• Вот ведь в чем секрет, - повторился Антон Павлович, - настоящий писатель делает работу Бога, изменяя людей к лучшему. Так что, вы пишите, голубчик. Пишите!

Смотритель станции поднялся из-за своего стола.

• Вам пора! Иначе, не выбраться! Путь наверх закрыт. Просто подняться на свет божий по ступенькам не получится, - в своем старомодном форменном сюртуке старик выглядел строгим. - Возвращайтесь, откуда пришли, спускайтесь на пути, идите на свет следующей станции и поднимайтесь на перрон. Там уже будут какие-то люди, ждущие первого поезда нового дня. И поезжайте!

Иван Матвеевич кивнул, повернулся и заторопился успеть к первому поезду. Торопился и не слышал странного напутствия Антона Павловича:

• Между “Бога нет!” и “Бог есть!” огромное поле. Люди обычно либо с одного края, либо с другого. Не утруждаются отыскать и пройти свой путь через поле, а ведь это и есть путь к Богу.

В тоннеле Ивану Матвеевичу сделалось жутковато, но он пересилил страх. На перроне следующей станции действительно собрались какие-то люди. В основном, немолодые.

“Кто рано встает…”, - улыбнулся пенсионер. Старикам приходится торопиться, чтобы успеть… Проделать своей путь к Богу?! Ну, так в путь!

Сергей Александрович Русаков.

22 ноября 2015 года.

Город Рязань.