Небесная механика или о родителях и детях

Небесная механика или о родителях и детях

(фантастический рассказ)

Осенний день хорошим не бывает. Холодно. Промозгло. Как-то безрадостно. Как у поэта: “За окном туман и сырость!”. Путь пролегал как раз через эти места - родина поэта. Немудрено, что в строки его стихов вплелись нити грусти и тоски. Осень.

Степан Андреевич ехал из Москвы в Рязань историческим скорым поездом “Березка”. Повод для поездки был невеселым. Недавно похоронил мать и ехал на “девять дней”.

К осени и печали третьим обстоятельством добавилась озабоченность заработками. Пенсии не хватало. Свобода хороша, пока обеспечена. Однако работать не хотелось, но мысли о работе, вернее, о безработице были, что называется, гнетущими.

Минутой назад поезд въехал в Рязанскую область и покатил по родным местам. Степан Андреевич провел здесь детство. Почему-то вид здешних мест не порадовал, а добавил грусти. Отдавшись чувствам, он смотрел в окно и грустил. В целом поездка соответствовала настроению.

Сейчас поезд проедет любимое с детства место - мост, именуемый “чугунным” или “чугункой”. Под ним протекает река Вожа, но особенность места была в другом. Недалеко от моста река огибает с двух сторон маленький островок, поросший кустарником. В детстве этот островок был символом путешествий по морям-океанам, давал пищу фантазиям о пиратах-флибустьерах. Как ни странно, но единственная школа маленького райцентра была наполнена романтическими учителями, заражавшими своих учеников романтикой дальних странствий. Не стал исключением и школьник Степа. Карта мира на задней стенке комода, отделявшего спальную каморку и приключенческие книги на этажерке.

Степан Андреевич вышел в тамбур. Его место у окна выходило на противоположную от острова сторону. В тамбуре он приник к окну в двери и приготовился, не моргая, как в детстве, рассмотреть островок за короткий миг проносящегося по гремящему мосту поезда. Степан Андреевич даже приплюснул нос о стекло. Детский пласт воспоминаний чуть снизил уровень грусти, хотя не избавил от нее совсем.

Неожиданно поезд стал резко тормозить, словно кто-то дернул стоп-кран. Из вагона донеслись недовольные крики пассажиров. Через тамбур пробежали одна за другой проводницы, а за ними охранник, из рации которого доносились неразборчивые обрывки речи. Откинутый инерцией к задней стене тамбура, Степан Андреевич вернулся к окну в двери. Вагон остановился посреди моста прямо напротив острова. Вот ведь повезло остановится так точно, чтобы рассмотреть знакомый с детства островок. Степан Андреевич улыбнулся и снова приник к окну. Ему показалось, что через ветки кустарника поднимается дымок.

В этот момент двери с шипением разъехались в стороны, и Степан Андреевич от неожиданности выпал из вагона. Ему с трудом удалось устоять, приземлившись на ноги.

Теперь его улыбка стала растерянно-глуповатой. Он поспешил, было, взобраться по ступенькам в вагон, но зачем-то повернулся к реке и стал смотреть на островок. Над кустами из центра острова действительно поднимался дымок. За спиной зашипели и закрылись двери, поезд лязгнул сцепкой и стал набирать скорость, продолжая путь.

Окончательно растерявшись, Степан Андреевич семенил какое-то время за тамбуром, из которого выпал, затем отстал и начал махать над головой руками, в надежде привлечь внимание пассажиров, но никто не смотрел из вагонных окон наружу. Была последняя надежда на проводниц, но не оправдалась.

Степан Андреевич дождался, пока поезд пройдет, и пошел по мосту в сторону ушедшего поезда. Было холодно, но из-за того, что место досталось у дверей, Степан Андреевич не стал снимать в вагоне куртку, и это оказалось кстати, когда он отстал от поезда. Пригодилась и кепка, что была в кармане куртки.

До станции недалеко - километров пять, значит, за час он дойдет до вокзала и купит билет на местную электричку, а раз путь ясен, Степан Андреевич, пользуясь случаем, решил сойти с намеченного маршрута и побывать на берегу напротив островка. Он спустился от моста к реке и пошел по береговой тропинке.

Вот он поравнялся с островка и увидел, что к невидимой от моста стороне острова причалена лодка, в которой сидит над парой удочек рыбак, а в середине островка мерцает пламя костерка, от которого и поднимается дымок.

-       Здравствуйте!, - окликнул рыбака Степан Андреевич, на что тот посмотрел в его сторону и кивнул.

Это был старик лет шестидесяти пяти, одетый, как обычно в этих краях. Кепка, телогрейка, резиновые сапоги.

-       Клюет?, - банально спросил Степан Андреевич, но рыбак лишь приложил указательный палец к своим губам - дескать, не шуми!

Степан Андреевич понимающе кивнул и засобирался дальше вдоль реки по берегу - он знал и эту дорогу в городок.

-       Подожди!, - чистым певучим басом окликнул его рыбак. - Поговорим!

Он достал леску из воды, положил удочки вдоль борта, вытащил из уключины железный прут, воткнутый в дно реки, взял в руку кормовое весло и погреб к берегу, к Степану Андреевичу. Отдавшись воле случая, тот ждал лодки с рыбаком.

-       Садись!, - лодка уткнулась в берег, и рыбак гребками удерживал ее пришвартованной.

Степан Андреевич осторожно, сохраняя равновесие, ступил на борт, а затем сел на носовую скамейку. Рыбак развернул лодку и в несколько гребков причалил ее к острову.

-       Вылезай на берег!, - скомандовал рыбак, и Степан Андреевич высадился на острове. - Побудь там!

После этого рыбак направил лодку по течению и вскоре скрылся за излучиной реки. Степан Андреевич снова растерялся - уже в который раз за последние пять минут. Пожав плечами необычности ситуации, он прошел в центр островка погреться у костра. Рядом с костром темнел земляными ступеньками лаз вниз, вероятно, в землянку. Ведомый неясным мотивом, Степан Андреевич спустился в жерло входа в подземную тьму. Ступеньки привели его в землянку с низким потолком. Кажется, это была келья.

Прямо напротив двери в глине стены вырублена ниша, а в ней икона Богородицы с Младенцем и подвешенная лампадка с мерцающим огоньком. Степан Андреевич снял кепку и перекрестился. Справа от входа земляной выступ лежанки, застеленной сухим сеном. На эту лежанку и сел Степан Андреевич, считая, что рыбак вернется, а значит, нужно его дождаться. Напротив лежанки в противоположной стене вырубленный в глине очаг с дымоходом наверх и какой-то посудой - алюминиевый закопченный чайник, эмалированная кружка и глиняная, кажется, самодельная тарелка.

Вскоре снаружи послышался шум, и по ступенькам стали спускаться сапоги рыбака, а затем показался он сам. Только сейчас Степан Андреевич различил на нем черную рясу. Монах? В просвет расстегнутой телогрейки поблескивал серебряный крест на цепи. Монах!

-       Варсонофий!, - назвался рыбак и кивнул.

-       Степан!, - кивнул в ответ Степан Андреевич.

-       Схииеромонах!, - пояснил Варсонофий - теперь точно монах, да еще и отшельник.

Монах захлопотал, разводя огонь в очаге и пристраивая на него чайник.

-       Чаю попьем! Поговорим!, - гостеприимно предложил монах, и Степан Андреевич пожал плечами, принимая предложение.

Монах сел на нижнюю ступеньку земляной лестницы.

-       Печаль какая?, - участливо поинтересовался монах.

-       Мама умерла, - потупил взгляд Степан Андреевич.

-       Тяжело?, - снова спросил монах, перекрестившись.

Степан Андреевич отрицательно помотал головой и добавил:

-       Пусто!

-       Да-а-а!, - протянул монах. - Такое дело! Пусто! Не хватает! Что дальше?

Вопрос монаха удивил Степана Андреевич, и он поднял глаза на хозяина кельи.

-       В смысле?, - переспросил Степан Андреевич. - Как это, что дальше?

-       Как дальше жить будешь?, - улыбнувшись, уточнил свой вопрос монах.

-       Как так, дальше жить? Как раньше! Как жил!, - недоуменно пожал плечами Степан Андреевич.

-       Как раньше - не получится! Про пятую заповедь слышал?, - стал объяснять монах.

-       Слышал!, - утвердительно кивнул Степан Андреевич. - Почитай отца и мать своих…

-       Верно!, - тоже кивнул монах. - Так ведь действие пятой заповеди для тебя закончилось - отец и мать твои отошли в мир иной.

-       И что?, - недоумевая, спросил Степан Андреевич.

-       А как же вторая часть заповеди?, - прищурился монах. - “И благо ти будет!”. Тут ведь целая механика!

-       Какая такая механика?, - ничего не понимая, растерялся Степан Андреевич.

-       Небесная! Небесная механика!, - наставительно поднял перед собой указательный палец монах. - Пока родители живы - работает механика, и все у тебя хорошо по их за тебя молитвам, а то и просто по мыслям о тебе, а как умрут, то все! Теперь ты сам по себе!

-       То есть, если я родителей при их жизни почитал, то поэтому у меня все было хорошо? Я слышал про это!, - понимающе кивнул головой Степан Андреевич.

-       Нет! Не верно!, - возразил монах. - Почитаешь - не почитаешь, а все равно по молитвам родителей благо тебе. Такова механика!, - монах поднялся со ступеньки - из носика чайника в дымоход устремился пар.

Монах плеснул кипятка в кружку, поболтал, ополаскивая, выплеснул наружу вдоль ступенек землянки, наполнил кружку до краев и подал гостю. Степан Андреевич взял кружку осторожно, стараясь не обжечься. Монах достал из глубины очага какую-то тряпицу, развернул - там оказались сушеные травы. Он выбрал несколько из них и бросил в кружку.

-       Послушай, Варсонофий!, - у Степана Андреевич не все складывалось в голове. - А если родители не любят своих детей? Значит, блага детям не будет?

-       Будет! От родителей это не зависит!, - непонятно ответил монах. - Пока родители живы, они… что ли питают как бы… собой своих детей. Оттого детям благо от родителей всегда. Такова механика!

-       А если дети сироты?, - начал Степан Андреевич, но монах перебил его.

-       Тебе-то что? Есть и о сиротах кому позаботиться! Просто другая механика!, - монах улыбался. - Ты лучше свою партию исполняй - о своих детях думай и заботься! И не жди, что они о тебе заботиться будут! Тут уж как повезет! Делай, что должно! Для себя жить время твое прошло!

Степан Андреевич молчал. Подумал о работе - нужно найти! Монах же, кажется, понял молчание гостя по-иному - не все монахи прозорливы.

-       С мамой ведь не попрощался? Хочешь увидеться?, - и в ответ на согласный кивок подвинул рукой кружку ближе к Степану Андреевичу.

Степан Андреевич осторожно отхлебнул отвар. Монах ловко перехватил кружку из ослабевшей руки гостя и уложил его на земляной топчан.

-       Поспи!

Степа был счастлив. Он прижимался к маме. Они возвращались из Москвы в свой райцентр на скором поезде “Березка”. Сегодня они были в цирке на открытом стадионе. Рядом с ними на трибунах сидели француженка с дочкой. Они подарили Степе значок с Эйфелевой башней, а мама откуда-то из сумочки достала значок в виде космонавта в скафандре и подарила французам. Цирк был восхитительный! Степа хохотал над проделками клоунов и замирал от кульбитов канатоходцев.

Мимо их кресел в вагоне женщина в фартуке буфетчицы провезла тележку с мороженым, и мама купила Степе эскимо на палочке! Сколько счастья!

-       Спасибо, мама!, - искренне поблагодарил Степа, съел мороженое, прижался к маме и уснул.

-       Поезд прибывает на станцию Рязань первая!, - голос в репродукторе вагона разбудил Степана Андреевича.

Он поднял голову с уложенных на откидной столик рук. Рукава куртки были мокрыми от слез. Степан Андреевич вышел на перрон. Несмотря на холод, не стал надевать кепку. Он все еще ощущал на своей голове тепло маминой ладони.

Сергей Александрович Русаков.

15 ноября 2019 года.

Борт самолета “Назрань - Москва”.