Паразит в паразите - 7

“Паразит в паразите”

(научно-фантастический, социально-политический роман )

Глава 7-я, в которой дело ученого-энтомолога заставляет взяточников затаиться до лучших времен, а сам он в зале суда вспоминает, как путешествовал за мигрирующими бабочками на Юг

Судья глубоко затянулась дымом тонкой дамской сигареты и закашлялась. С какого-то времени курение перестало приносить ей удовольствие и даже было противным, но как еще прийти в себя в короткие перерывы в работе? Кофе и сигареты!

Прокурор тоже закашлялась, словно в поддержку подруги, и обе посмотрели друг на друга с какой-то неясной одинаковой мыслью. Перерыв подходил к концу, и возвращаться в зал суда не хотелось обеим. 

- Что говорит эфэсбэ? Когда снимут запрет и разрешат делать инъекции?, - спросила прокурора судья, зная, что у подруги отношения с эфэсбэшником, который торчит в зале заседаний во время судебных слушаний по делу Мотылькова. 

- Не знаю! Не говорит! Скрывает!, - нехотя ответила прокурор, хотя давно выпытала тайну у своего бой-френда. 

О деле узнали в Москве - на Лубянке и на Старой Площади. Взяли на особый контроль, но не вмешиваются. Не понимая, в чем дело, чекисты на всякий случай затаились в своей обычной практике, подозревая в каждой предлагаемой им взятке опасность поимки с поличным. Прокурор предупредила своих прокурорских, и те тоже на время умерили свои взяточные аппетиты. По городу и области разлилась волна предупреждений быть осторожными. Об этом знала и судья, но не знала, что подруга причастна к этой волне. Чиновники притаились, коррупционные потоки остановились, все занялись своими делами, словно напоказ, добросовестно. 

- Там считают, - и прокурор повела головой примерно в сторону областного управления ФСБ, - что Мотылькова нужно скорее осудить и впаять ему построже, хорошо бы пожизненно!

Судья понимающе и даже решительно кивнула, бросила в урну окурок и поспешила в зал суда. За ней потянулась прокурор. 

- Встать! Суд идет!, - дежурно прокуковала секретарь суда, но на этот раз судья обвела взглядом зал - все ли встали, и все это заметили. 

- Подсудимый! Встаньте! К вам обращается судья!, - решительный настрой женщины стал очевиден всем присутствующим, Мотыльков поднялся со скамьи. - Вы нелегально пересекли государственную границу и находились на территории недружественного государства. С какой целью?

- О пересечении государственной границы я догадался не сразу, - Мотыльков улыбнулся, и кажется, подмигнул эфэсбэшнику. - Это раньше была госбезопасность, а сейчас так…

Мотыльков пренебрежительно махнул рукой и сел. Он вспомнил Степана. В тот первый и последний раз, когда они ночь напролет пили с ним в рюмочной, Степан рассказывал, и рассказ его был похож на огромные океанские волны. На вершине волны он вспоминал, как по совету комсомольского секретаря обратился к оперативному работнику, которого изредка видел в отделе кадров и принимал за кадровика. 

Немолодой майор КГБ был внимателен, уважителен, спокоен и убедителен. Они поговорили о Степане, его детстве, родителях, учебе, книгах и кинофильмах - кажется, обо всем. После одного только первого разговора Степан решил, что будет служить Родине, о чем и сказал майору. Однако тот ответил, что незнакомая гражданам работа органов госбезопасности чрезвычайно трудна, требует и особых способностей, и самоотдачи, и безграничной верности. Предстоит проверка, и Степан должен доказать, что достоин служить Родине в рядах чекистов. 

В голосе старого пенсионера звучала романтика молодости, та самая, что сейчас вызывает пренебрежительные насмешки, когда показывают фильмы той поры. Глаза Степана блестели слезами, его прошитое морщинами лицо, кажется, разглаживалось и светилось. Но вот слезы высыхали, глаза стекленели, морщины вновь прорезали лицо, и смертельной усталостью веяло от Степана. Он рассказывал о падении органов госбезопасности и словно оказывался в глубокой впадине между гребнями волн. 

Мотыльков больше не видел Степана и однажды на допросе узнал, что тот погиб. Вышел пьяным из проходной спецполиклиники, и его насмерть сбила машина. От Мотылькова допытывались, знает ли он о каких-то архивах Степана, но Мотыльков ничего об этом не знал. 

Расчет ученого был верен. Выпущенный с тесной дачной веранды рой бабочек двинулся на юг со скоростью тридцать километров в час на высоте около ста метров. Мотыльков, включив мигалку аварийного сигнала, ехал за облачком бабочек. 

Разумеется, Мотыльков сразу же потерял бы бабочек из виду, ведь они не собирались лететь вдоль шоссе и дорог. За три дня до вылета ученый сформировал у бабочек условный рефлекс. Он трижды сигналил с улицы клаксоном своего “Москвича”, затем возвращался на веранду и вновь возвращался на веранду и вносил резиновый коврик политый сахарным сиропом. Бабочки одна за одной слетались на сладкое. В дороге, стоило только бабочкам отклониться от дороги, по которой ехал Мотыльков, он останавливался, трижды сигналил и укладывал на крышу “Москвича” свежеполитый сахарным сиропом резиновый коврик. Бабочки слетались подкрепиться, и Мотыльков осторожно ехал, облепленный бабочками, чтобы проехать сложный участок дороги. Ночевали бабочки на крыше “Москвича”, который Мотыльков устраивал в какое-нибудь укромное место, а сам спал на заднем сиденье. 

Вскоре леса сменились лесостепью, а потом и степями с лесополосами вдоль дорог. Ехать за бабочками стало легче. Так Мотыльков и пересек государственную границу, не заметив этого. Ничего не изменилось, никаких отличий, дома, люди, звучащий язык - все, как дома. 

В один из дней, ближе к полудню, впереди по ходу дороги показался шлагбаум, а рядом будка. Влево и вправо от них расходились линии забора из колючей проволоки. Мотыльков заблаговременно остановился и трижды посигналил, но бабочки не остановились и не спустились на крышу машины. Они пролетели за ограждение и спланировали вниз на поле. 

Мотыльков развернул автомобиль и поехал в обратную сторону, пока шлагбаум с будкой не исчезли из виду. В удобном месте он спрятал машину в овраг в лесополосе и прошел пешком по степи параллельно ограждению, затем свернул к забору. За колючей проволокой простирался луг. Клевер! Над лугом роились бабочки и паслись коровы. Вдалеке виднелись длинные одноэтажные постройки, похожие на коровники, трехэтажное здание, похожее на офис, легковые автомобили на стоянке. Вышка с антеннами. Вертолет. На столбе ограждения табличка с надписью на двух языках - английском и украинском. Оба языка Мотыльков знал. Стажировался в Индии, а мама была украинкой. 

Табличка предупреждала “Стой! Запретная зона!”. Не сразу Мотыльков заметил черные полусферы видеокамер на каждом столбе. Заметив, поспешил удалиться, но не к машине, а в другую сторону, и когда забора стало не видно, повернул по направлению к своему “Москвичу”. 

Вовремя! Через несколько минут на то место, где Мотыльков подходил к ограждению, приехал армейский джип, из которого вышли люди в камуфлированной форме, осмотрелись, вернулись в машину и поехали в степь. Туда, куда поначалу отправился Мотыльков.