Птицы, летающие по небу, и люди на самолетах, все равно остаются жителями земли, а есть небожители, и это не то, что обычно приходит в голову.
По рукаву, соединяющему аэропорт с самолетом, идут люди. На входе они здороваются со стюардессами. Те улыбаются в ответ, как будто по-настоящему рады. За спиной стюардесс занавеска, скрывающая каки-то алюминиевые ящики с какими-то бортовыми принадлежностями.
В занавеске на уровне глаз есть маленькая дырочка, через которую входящих рассматривает внимательный глаз. Вообще-то папа глаз, но дырочка одна, и глазам приходится приникать к ней по очереди. Это не очень удобно.
Вот «на пороге» самолета показался очередной пассажир, и за дыркой в занавеске заметались глаза, стараясь лучше разглядеть вошедшего. На первый взгляд, ничего особенного: лет пятидесяти с небольшим мужчина, начинающий седеть и лысеть, одетый... как типичный пенсионер. Ну, что ж! На этот раз повезло.
Степан Андреевич взошел на борт воздушного судна и сразу почувствовал себя неуютно. Он словно споткнулся. Что-то не так! Однако на манекеновских лицах стюардесс ничего не изменилось. Тем не менее, одна из них ожила и произнесла мелодично-механическим голосом:
- Ваше место - тринадцать «эф»!, - и показала рукой вглубь салона. «Как тринадцать?», - вскинулся Степан Андреевич, ведь этого не могло быть. - Как это тринадцать? У меня же четырнадцатое место!», - он ткнул пальцем в отрывной талон билета.
-Четырнадцать - это время вылета, - и стюардесса отвернулась от него к следующему пассажиру, давая понять, что у бестолковости есть предел приличия.
- Ты чего боишься-то?, - вполне миролюбиво и даже обидчиво спросил обладатель нечеловеческих глаз.
- Ты кто?, - хриплым от страха голосом голосом перенаправил вопрос Степан Андреевич.
- Капитон!, - солидно представился нечеловек, и из шкафчика вытянулась рука, вернее, лапка, похожая пальцами на человеческую руку.
Убитый новостью Степан Андреевич побрел занимать свое место, вспоминая с одобрением англичан, у которых нет ничего под номером «13». Чертова дюжина оказалась не единственным ужасным обстоятельством. На весь тринадцатый ряд не сел никто, кроме него. «Люди не дураки! Несчастливые места никто не покупает, а я...», - сетовал Степан Андреевич.
Из иллюминатора открывался вид на крыло, и оно в полете ходило ходуном, вибрируя под напором встречного воздушного потока, что вызвало панические атаки. Вдобавок, откидной столик от тряски самопроизвольно откидывался, пугая Степана Андреевича неожиданно громким стуком.
Когда раздавали коробки с едой, стюардесса, словно ожив, с такой жалостью посмотрела на него, что он с новой силой забеспокоился и поел без аппетита. Почему она так посмотрела? Что с ним не так? И Степан Андреевич привычно заскользил по волнам размышлений о своей судьбе, как опытный серфенгист - не упуская волну и не давая ей накрыть его с головой.
Так он и коротал время полета. Иногда это лучше, чем читать - там чужие судьбы, а здесь своя.
Когда очередь наевшихся и напившихся пассажиров и пассажирок к туалету иссякла, и они заснули, Степан Андреевич решил, что настал его черед. Крохотная кабинка, не к месту напоминавшая склеп, вызвала легкую клаустрофобию. Он снова почувствовал неладное. Ища ответа в тусклом туалетном зеркале, Степан Андреевич повернулся к нему и с ужасом вскрикнул. Из-за его спины на него смотрели два глаза, отражавшихся в зеркале.
Разумным, естественным, правильным было бы резко обернуться, но это было слишком страшно, и Степан Андреевич решил получше рассмотреть жуткие глаза отраженными в зеркале.
Глаза эти явно не были человеческими. Они выглядывали из темноты приоткрытой дверки шкафчика. Если бы глаза не смотрели, а просто были, то Степан Андреевич подумал бы, что они принадлежат какой-нибудь детской игрушке - типа плюшевого мишки или Чебурашки.
Успокоив себя, что это действительно детская игрушка, зачем-то спрятанная в туалетный шкафчик, Степан Андреевич осмелел и обернулся, но тут глаза моргнули. Он вздрогнул и оказался на грани потери сознания.
- Слышь! Давай поговорим, - сказало это чудо из шкафчика голосом пропойцы, и Степан Андреевич по-настоящему выпал в обморок, но начав падение, стукнулся затылком о зеркало и пришел в себя. - Ты чего боишься-то?, - вполне миролюбиво и даже обидчиво спросил обладатель нечеловеческих глаз.
- Ты кто?, - хриплым от страха голосом голосом перенаправил вопрос Степан Андреевич.
- Капитон!, - солидно представился нечеловек, и из шкафчика вытянулась рука, вернее, лапка, похожая пальцами на человеческую руку.
Ужасаясь своей безрассудной смелости, Степан Андреевич пожал протянутое рукопожатием и ответил:- Степан Андреевич!
- Ага! Очень приятно! Все еще боишься? Не бойся!, - казалось, что незнакомец, вернее, новый знакомый добивается расположения и доверия Степана Андреевича.
- Но кто вы?, - по-прежнему с беспокойством в голосе спросил он.
- Ну, как бы это... Если по аналогии с домовым, то бортовой. Это, то есть, мы - это такие существа, которых вы называете «нелюди» или «нечистая сила», но второе нам обидно. Хотя..., - и он задумался.
- Что вам от мне нужно?, - жалобно спросил Степан Андреевич. Он по-прежнему боялся этого... бортового.
- Понимаешь, какое дело... Ничего, что на «ты»? Можно?, - и бортовой дождался растерянного кивка головой. - Вот так живешь, вернее, летаешь с людьми, а поговорить-то и не не с кем, - и он он снова замолчал, задумавшись о чем-то о своем. - А поговорить-то хочется! А тут ты... Ты не представляешь, как я рад! Это большая редкость, когда попадается пассажир, вроде тебя, с которым поговорить можно. В смысле, который..., - Капитон, похоже, запутался. - Короче, ты можешь меня видеть, слышать и разговаривать со мной, и таких - один на миллион!, - глаза бортового возбужденно сверкнули из шкафчика.
- А зачем ты... А что ты тут делаешь в самолете?, - Степан Андреевич неожиданно для себя успокоился и почувствовал приступ любознательности, свойственной ему с детства.
- Понимаешь, Степан... Можно по-простому?, - и кивнув сам себе, продолжил. Вы - люди - странные. У вас у каждого силищи... ну, типа магической, - немеряно. Но вы и не знаете об этом, отчего, бывает, взорвется в ком-нибудь такая сила от обиды или плохого настроения, и во тебе какой-нибудь природный катаклизм или техногенная катастрофа. Если бы это только случай, когда дом может сам загореться у хозяйки, застукавшей хозяина с соседкой, - тут и домовой справится. А в небе, где люди сами себе предоставлены, случаются авиакатастрофы. Вот мы - бортовые - и следим за людьми: как бы чего ни вышло. - Капитон говорил об этом и возмущенно, и озабоченно.
- И что же?, - с интересом к технологиям спросил любознательный Степан Андреевич.
- Понимаешь: мы сразу чувствуем, если в ком-то из пассажиров взорвется его сила, и разным макаром пытаемся помешать этому случиться. Ну, там, нашепчешь на ухо, чтобы кто пристал к расстроенному с разговором, чтобы тот излил душу и разрядился. А еще можно стюардесс потихоньку использовать..., - Капитон хмыкнул.
- Ну, вот, к примеру, наклонится она к такому взрывоопасному пассажиру, чтобы чайку ему подать. Я тут как тут, нашепчу ей, чтобы наклонилась еще чуть пониже. Тот заглянет ей в вырез да и заглядится, да и забудется, сменит пластинку, заигрывать начнет... У меня со многими стюардессами контакт, что называется, телепатический, - он вдруг сменил фривольное настроение на мрачное, и глаза его помрачнели.
- Тут такое дело, собственно. Тут ты кстати. Мне с тобой повезло..., - Капитон некоторое время молчал.
- Сегодня девочка одна дежурит... У них любовь была с одним пилотом, с Гришкой, и сегодня, как раз, его смена. Ну, короче, они расстались на днях, она беременная, оба на нервах. Оба сейчас в крайне взрывоопасном состоянии, - в голосе Капитона звучало искреннее волнение.
- Я тебе скажу по опыту - это особый случай. Два человека взрывоопасных, и оба из одного экипажа, да еще и по регламенту они почти не пересекаются, значит, дуются друг на друга и наращивают критическую массу. Выручай, брат! Давай на пару. Я займусь пилотом, тебя туда все равно не пустят, а у меня лаз есть. А ты займись стюардессой, Анечкой. Даже если просто разозлишь ее на себя, вызовешь раздражение - уже хорошо. Нам бы только приземлиться благополучно, - бортовой замолчал, что-то прикидывая в уме. - Но я-то что? Мы не умираем, как люди, а там - сто двадцать шесть человек. Так что, давай, действуй.
- Ага! Очень приятно! Все еще боишься? Не бойся!, - казалось, что незнакомец, вернее, новый знакомый добивается расположения и доверия Степана Андреевича.
- Но кто вы?, - по-прежнему с беспокойством в голосе спросил он.
- Ну, как бы это... Если по аналогии с домовым, то бортовой. Это, то есть, мы - это такие существа, которых вы называете «нелюди» или «нечистая сила», но второе нам обидно. Хотя..., - и он задумался.
- Что вам от мне нужно?, - жалобно спросил Степан Андреевич. Он по-прежнему боялся этого... бортового.
- Понимаешь, какое дело... Ничего, что на «ты»? Можно?, - и бортовой дождался растерянного кивка головой. - Вот так живешь, вернее, летаешь с людьми, а поговорить-то и не не с кем, - и он он снова замолчал, задумавшись о чем-то о своем. - А поговорить-то хочется! А тут ты... Ты не представляешь, как я рад! Это большая редкость, когда попадается пассажир, вроде тебя, с которым поговорить можно. В смысле, который..., - Капитон, похоже, запутался. - Короче, ты можешь меня видеть, слышать и разговаривать со мной, и таких - один на миллион!, - глаза бортового возбужденно сверкнули из шкафчика.
- А зачем ты... А что ты тут делаешь в самолете?, - Степан Андреевич неожиданно для себя успокоился и почувствовал приступ любознательности, свойственной ему с детства.
- Понимаешь, Степан... Можно по-простому?, - и кивнув сам себе, продолжил. Вы - люди - странные. У вас у каждого силищи... ну, типа магической, - немеряно. Но вы и не знаете об этом, отчего, бывает, взорвется в ком-нибудь такая сила от обиды или плохого настроения, и во тебе какой-нибудь природный катаклизм или техногенная катастрофа. Если бы это только случай, когда дом может сам загореться у хозяйки, застукавшей хозяина с соседкой, - тут и домовой справится. А в небе, где люди сами себе предоставлены, случаются авиакатастрофы. Вот мы - бортовые - и следим за людьми: как бы чего ни вышло. - Капитон говорил об этом и возмущенно, и озабоченно.
- И что же?, - с интересом к технологиям спросил любознательный Степан Андреевич.
- Понимаешь: мы сразу чувствуем, если в ком-то из пассажиров взорвется его сила, и разным макаром пытаемся помешать этому случиться. Ну, там, нашепчешь на ухо, чтобы кто пристал к расстроенному с разговором, чтобы тот излил душу и разрядился. А еще можно стюардесс потихоньку использовать..., - Капитон хмыкнул.
- Ну, вот, к примеру, наклонится она к такому взрывоопасному пассажиру, чтобы чайку ему подать. Я тут как тут, нашепчу ей, чтобы наклонилась еще чуть пониже. Тот заглянет ей в вырез да и заглядится, да и забудется, сменит пластинку, заигрывать начнет... У меня со многими стюардессами контакт, что называется, телепатический, - он вдруг сменил фривольное настроение на мрачное, и глаза его помрачнели.
- Тут такое дело, собственно. Тут ты кстати. Мне с тобой повезло..., - Капитон некоторое время молчал.
- Сегодня девочка одна дежурит... У них любовь была с одним пилотом, с Гришкой, и сегодня, как раз, его смена. Ну, короче, они расстались на днях, она беременная, оба на нервах. Оба сейчас в крайне взрывоопасном состоянии, - в голосе Капитона звучало искреннее волнение.
- Я тебе скажу по опыту - это особый случай. Два человека взрывоопасных, и оба из одного экипажа, да еще и по регламенту они почти не пересекаются, значит, дуются друг на друга и наращивают критическую массу. Выручай, брат! Давай на пару. Я займусь пилотом, тебя туда все равно не пустят, а у меня лаз есть. А ты займись стюардессой, Анечкой. Даже если просто разозлишь ее на себя, вызовешь раздражение - уже хорошо. Нам бы только приземлиться благополучно, - бортовой замолчал, что-то прикидывая в уме. - Но я-то что? Мы не умираем, как люди, а там - сто двадцать шесть человек. Так что, давай, действуй.
Степан Андреевич краем сознания отметил, что он один из ста двадцати шести, но сейчас это его не напугало. А девушку он заприметил еще, когда она подавала ему коробку с едой. Степан Андреевич знал, что ему делать.
В дверь постучали.
- С вами там все в порядке? Вы там не курите?, - это был голос той самой стюардессы.
«В бой!», - скомандовал себе Степан Андреевич и вышел из туалета. «Ни пуха!», - услышал он шепот за спиной.
Степану Андреевичу было жаль, что разговор с бортовым пошел по такому руслу. Просто хотелось спросить - что же там было с тем самым «Боингом». Неужели, не сбили?
10 сентября 2014 года
Остров Корфу. Греция.
Комментариев нет:
Отправить комментарий