Инженер Новогодней Магии. Глава 20-я...

(научно-фантастический роман-сказка)

Глава 20-я, в которой лавандовым цветом сияет настоящая любовь, приближаясь к трагической развязке

   Многие карьеристы неверно понимают карьеру, и уж тем более, строят свои карьеры совершенно дикими способами. Удивительно, но рядом с карьеристами, которых все считают таковыми, да и они сами о себе такого мнения, совершенно неброско, но от того не менее уверенно правят бал те, кто уже построил свою карьеру абсолютно другого рода. 

   Карьеру обычно понимают, как стремление занять все более высокое положение на шкале социальных статусов, которую иногда красиво называют карьерной лестницей, и звучит это почти как «лестница в небо». У человека в группе людей тем больше власти над ними, чем выше он забрался по лестнице. Иерархия, однако. 

   Такая картина открывается, если посмотреть, что называется, сбоку. Если же увидеть группу людей сверху, то это будет похоже на снежинку или паутинку - из центра расходятся лучи, и каждый луч разделяется не другие лучики. Чем дальше от центра, тем больше маленьких лучиков. Чем ближе к центру, тем больше власть. В центре же находится кто-то, кто имеет власть над всеми. 

   В каждой организации есть люди, без которых не решается ни один важный вопрос. Они просто день за днем делают свою важную работу. Без них организации слабеют и разваливаются. В голову приходят сравнения с ангелами-хранителями. Кажется, что кто-то заботливый направляет таких людей в самые разные людские сообщества, чтобы оживить и поддержать их жизнь. 

   Иногда кто-то, определенно о чем-то догадываясь, упоминает термин «неформальные лидеры», но и эта догадка оказывается ошибкой, и таковыми считают все тех же обычных карьеристов, все также карабкающихся по лестнице, но не служебной, а в коллективе и мелких группках по интересам - среди дачников или алкогольно-развлекающихся. 

   Все карьеристы озабочены лишь собой и собственной карьерой, находясь во власти генной программы, как все стайные и стадные животные. Все заботы сводятся к тому, чтобы получать все больше еды, чтобы росло поголовье гарема, чтобы у ног было все больше подданных. Чем выше забрался, тем больше получил.

   Разговор же заведен о совершенно других людях, имеющих влияние, которое и не снилась карьеристам. Это те, на ком собраны ниточки связей с большим числом других людей, те, кто находится в центре паутинки. Что-то похожее однажды прозвучало в одной песенке советских времен: «На тебе сошелся клином белый свет!». Есть и поговорка такая. И есть такие люди. 

   Не всем такое под силу. Каждый человек обладает весьма ограниченной способностью поддерживать отношения с другими людьми. Предел обычного человека - от пяти до девяти друзей,  подруг, подчиненных и даже собственных детей. Это ограничение называется «нормой управления», а еще «числом Миллера». Путаники психологи считают, что это объем кратковременной памяти. Они просто ничего не знают о человеке. 

   Только небольшая часть людей, а в организации их просто единицы, обладают способностью поддерживать связь с сотнями и даже тысячами людей. Они знают всех работников и работниц организации, знают об их близких, а часто и с членами семей работников и работниц поддерживают связь. Они знают все и обо всех. Их на всех хватает.

   Не факт, что они запросто и легко поделятся с кем-то известной им информацией. Они вовсе не похожи на сплетников и сплетниц. Их не бывает в центре всеобщего внимания и в  лучах прожекторов. Однако они есть и влияют на жизнь всей организации в целом, да и на жизни каждого и каждой в этой организации.  Стоит только чему-то пойти не так, как такой человек поговорит, с кем нужно, утешит или, наоборот, укорит. Наверное, это можно назвать заботой в самом высоком и в самом широком смысле этого слова. 

   В кармане синего рабочего халата инженера по технике безопасности Московской фабрики елочных игрушек тренькнул мобильный телефон. 

- Да!, - откликнулся Степан Андреевич. В трубке звучал голос кадровика. 
- Степан! Зайди к нам. Надо поговорить, - и Семен Аркадьевич закончил разговор. 

   В кабинете кадровика, кроме него самого, сидела за столом и пила чай из большой бульонной кружки медсестра фабричного медпункта Мария Ивановна, которую в глаза звали «Марьванна», а за глаза «Мать Тереза» за некоторые ее особенности. Она была ладненькая, плотненькая, круглолицая, веснушчатая, и этим прямо сообщала о себе, что она деревенская. Мария Ивановна была ровесницей Степана Андреевича и Семена Аркадьевича, но выглядела гораздо моложе и как-то жизнерадостнее. Такие, не будучи стройными красавицами, обладают неиссякаемым женским шармом. 

   Мария Ивановна после окончания школы в подмосковном селе, приехала в столицу и устроилась на Московскую фабрику елочных игрушек, где и работает все это время. Рано вышла замуж за такого же по-деревенски обстоятельного электрика, родила пять детей, младший из которых сейчас служит в армии. 

   Мария Ивановна была для фабрики особой, но неприметной фигурой. Она всех любила, всех поддерживала и опекала. Таких один единоверец Семена Андреевича называет «интеграторами», сразу же расшифровывая, чтобы было понятно, что этот тип людей похож на курицу-наседку, заботливо накрывающую своих цыплят  крыльями. 

- С праздником, Степан!, - улыбнулся Семен Аркадьевич. 
- С праздником, Степан!, - присоединилась Мария Ивановна. 

   О том, что сегодня отмечается день профессии, которой Степан Андреевич отдал двадцать пять лет, на фабрике знали немногие. Только свои. Сам он не любил, когда праздник этой строгой профессии становится, как у всех других нестрогих профессий, концертами и застольями. Степан Андреевич вообще считал, что такая такая сложная и ответственная работа просто оскорбляется кабацким шансоном «Лубянка». 

   А еще Степан Андреевич делил свою жизнь на отрезки, и не позволял себе ностальгировать по тем, которые уже завершены. Он не ходил на встречи выпускников школы, не ездил на встречи выпускников военного училища, не встречался с бывшими коллегами по бывшей работе. Он даже в день праздника отключал входящие звонки на мобильный телефон, оставляя в «избранном», только тех, кто мог ему звонить. 

- Садись, Степан, отметим праздник в теплой компании, - добродушно пригласил Семен Андреевич друга к столу. - Выпьешь чего покрепче? 
- Ты же знаешь, Семен, я этот праздник не праздную. Я на работе, - твердо, но беззлобно ответил Семен Андреевич. - Что случилось? Рассказывайте!
- От тебя не скроешь, - с удивлением посмотрел на друга Семен Аркадьевич. - Говори, Маша. 
- Степан, я Семену уже рассказала. У нас «ЧП». 

   Степан Андреевич насторожился. Неужели он что-то упустил? Вроде бы все охвачено, никто не ускользнул от его бдительного внимания. 

- Ты, знаешь, у нас в делопроизводстве работает одна девушка, Аня, - продолжила Мария Ивановна. - Не дурнушка, даже симпатичная, но какая-то тихая, серенькая... как мышка. И вот вчера на проходной она попалась на глаза нашему казанове Гришке из кузнечного цеха. Наверное, из куража, он зацепился разговором, та зарделась, замерла, но, видимо, все же попала под его кобелиные чары и пошла за ним. Гришка пригласил ее в кафе на кофе, угостил, и девочка поплыла. Он отвез ее к себе домой, и все. 
- Что все?, - совершенно без фривольного контекста спросил Степан Андреевич. 
- А ты будто не знаешь, что! Все - это все, что и делает Гришка с бабами. Наша Аня больше не девочка, - с легким раздражением ответила Мария Ивановна. 
- Маша, ты не сердись. Это важная деталь, и я просто уточнил. Как факт, - оправдался Степан Андреевич. 
- Так вот, - улыбнувшись Степану Андреевичу прощающей улыбкой, продолжила Мария Ивановна. - Сегодня Аню не узнать. Она сияет и светится. 

   Степан Андреевич насторожился, вспомнив о светящемся варианте фабрики. 

- Наша Аня влюбилась в Гришку!, - с болью в голосе и нажимом, наверное, чтобы до ее друзей лучше дошла суть ситуации, резюмировала Мария Ивановна. 

   Все замолчали. Вероятно, не будучи уверенной, что Степан Андреевич и Семен Аркадьевич понимают всю серьезность момента, Мария Ивановна продолжила. 

- Ни сегодня-завтра Аня узнает, что это все, и ждать от Гришки больше нечего. За эти день-два в ней разгорится любовь, она нафантазирует себе все, что обычно фантазируют неопытные девушки, воспитанные на любовных романах и девичьих тайных дневничках. Несчастная какое-то время будет ждать, что Гришка как-то проявится, найдет ее, будет говорить нежные слова, пригласит на следующее свидание, а потом, не дождавшись, найдет его сама и... И узнает правду. 
- Все так плохо?, - с заметной тоской в голосе спросил Семен Аркадьевич. 
- А ты будто людей не знаешь? Тебе ли...?, - Мария Ивановна болезненно поморщилась. Она не прощала друзьям этих моментов, в которых они явно тупили, а нужно торопиться. 
- Все понятно, - заключил Степан Андреевич, - Суицид? 
- Наконец-то до кого-то дошло, что происходит!, - все еще сердито отреагировала на это Мария Ивановна. - Это может быть все, что угодно, и мы не сможем ее остановить. Может отравиться дома таблетками, газом, вскрыть вены или... Анна Каренина, блин!, - в сердцах и определенно с сердечной болью воскликнула Мария Ивановна. 
- Может ее в командировку отправить?, - включился в поиск решения Семен Аркадьевич. - Нет... Она будет Гришке звонить, и тогда это произойдет вообще без всякой надежды на контроль. 
- Я уж хотела пройтись по вашему племени, что у вас-то с головой всегда все в порядке, да ты сам исправился, - Мария Ивановна. Она злилась, что они здесь ничего не могут придумать, чтобы предотвратить беду. - А может я поживу у нее? Скажу, что ремонт у меня. По крайней мере, в первые часы и дни драматической развязки буду рядом. Решено! А вы через «своих» тоже присмотрите за ней, - твердо, по-начальственному наказала Мария Ивановна, прихлопнула по столу тяжелой крестьянской ладонью, и направилась на выход. 
- С агентурой больше не работаю, - все же пошутил Степан Андреевич по поводу «своих», но соврал, конечно. А присмотреть нужно. 

   Степан Андреевич уже все более привычно перешел в светящийся вариант Московской фабрики елочных игрушек. На третьем этаже в маленькой комнатушке у окна стояла Анна. Окно было чистым, неиспорченным решетками, которые были установлены только до второго этажа заводоуправления. Крупный белый снег за окном по-сказочному завораживал. Анна смотрела на снег и что-то напевала. Даже на фоне светлого окна ее нимб сиял так сильно, что, казалось, освещает углы кабинетика. А может, так откликалось на анино возвышенное настроение свечение организации. Нимб Анны светился таким необычным цветом, что Степан Андреевич залюбовался. У художников этот оттенок называет «лавандовым».

   «Так вот какого цвета настоящая любовь!», - с восхищением и даже восторгом, казалось бы, несвойственным его зачерствевшей на прежней работе душе, подумал Степан Андреевич.

   А ведь скоро новый год...